Кармен Розарио

Все сильнее горя, Молодая заря На цветы уронила росу. Гул в лесу пробежал, Горный лес задрожал, Зашумел между скал водопад Учан-Су. И горяч, и могуч, Вспыхнул солнечный луч, Протянулся, дрожит, и целует росу, Поцелуй его жгуч, Он сверкает в лесу, Там, где гул так певуч, Он целует росу, А меж сосен шумит и журчит Учан-Су.

За поемами Улыбыша Кружат облачные вентери. Закурилася ковыльница Подкопытною танагою. Ой, не зымь лузга-заманница Запоршила переточины, — Подымались злы татаровья На Зарайскую сторонушку. Не ждала Рязань, не чуяла А и той разбойной допоти, Под фатой варяжьей засынькой Коротала ночку темную. Не совиный ух защурился, И не волчья пасть оскалилась, — То Батый с холма Чурилкова Показал орде на зарево. Как взглянули звезды-ласточки, Загадали думу-полымя: Чтой-то Русь захолынулася, Аль не слышит лязгу бранного? Щебетнули звезды месяцу: «Ой ты, желтое ягнятище! Ты не мни траву небесную, Перестань бодаться с тучами. Подыми-ка глазы-уголья На рязанскую сторонушку Да позарься в кутомарине, Что там движется-колышется?» Как взглянул тут месяц с привязи, А ин жвачка зубы вытерпла, Поперхнулся с перепужины И на землю кровью кашлянул. Ой, текут кровя сугорами, Стонут пасишные пажити, Разыгрались злы татаровья, Кровь полониками черпают. Впереди сам хан на выпячи, На коне сидит улыбисто И жует, слюнявя бороду, Кус подохлой кобылятины. Говорит он псиным голосом: «Ой ли, титники братанове, Не пора ль нам с пира-пображни Настремнить коней в Московию?» * От Олышан до Швивой Заводи Знают песни про Евпатия. Их поют от белой вызнати До холопного сермяжника. Хоть и много песен сложено, Да ни слову не уважено, Не сочесть похвал той удали, Не ославить смелой доблести. Вились кудри у Евпатия, В три ряда на плечи падали. За гленищем ножик сеченый Подпирал колено белое. Как держал он кузню-крыницу, Лошадей ковал да бражничал, Да пешневые угорины Двумя пальцами вытягивал. Много лонешнего смолота В закромах его затулено. Не один рукав молодушек, Утираясь, продырявился. Да не любы, вишь, удалому Эти всхлипы серых журушек, А мила ему зазнобушка, Что ль рязанская сторонушка. * Ой, не совы плачут полночью, — За Коломной бабы хныкают, В хомутах и наколодниках Повели мужей татаровья. Свищут потные погонщики, Подгоняют полонянников, По пыжну путю-дороженьке Ставят вехами головушки. Соходилися боярове, Суд рядили, споры ладили, Как смутить им силу вражию, Соблюсти им Русь кондовую. Снаряжали побегушника, Уручали светлой грамотой: «Ты беги, зови детинушку На усуду свет Евпатия». * Ой, не колоб в поле катится На позыв колдуньи с Шехмина, — Проскакал ездок на Пилево, Да назад опять ворочает. На полях рязанских светится Березняк при блеске месяца, Освещая путь-дороженьку От Олышан до Швивой Заводи. Прискакал ездок к Евпатию, Вынул вязевую грамоту: «Ой ты, лазушновый баторе, Выручай ты Русь от лихости!» * У Палаги-шинкачерихи На меду вино развожено, Кумачовые кумашницы Душниками занавешены. Соходилися товарищи Свет хороброго Евпатия, Над сивухой думы думали, Запивали думы брагою. Говорил Евпатий бражникам: «Ой ли, други закадычные, Вы не пейте зелена вина, Не губите сметку русскую. Зелено вино — мыслям пагуба, Телесам оно — что коса траве, Налетят на вас злые вороги И развеют вас по соломинке!» * Не заря течет за Коломною, Не пожар стоит над путиною — Бьются соколы-дружинники, Налетая на татаровье. Всколыхнулось сердце Батыя: Что случилось там, приключилося? Не рязанцы ль встали мертвые На побоище кроволитное? А рязанцам стать — Только спьяну спать; Не в бою бы быть, А в снопах лежать. Скачет хан на бела батыря, С губ бежит слюна капучая. И не меч Евпатий вытянул, А свеча в руках затеплилась. Не березки-белоличушки Из-под гоноби подрублены — Полегли соколья-дружники Под татарскими насечками. Возговорит лютый ханище: «Ой ли, черти, куролесники. Отешите череп батыря Что ль на чашу на сивушную». Уж он пьет не пьет, курвяжится Оглянется да понюхает — «А всего ты, сила русская, На тыновье загодилася».